Июнь. Последние свободные дни перед сенокосом и страдой. На крыльце деревенской караулки старик-сторож Онисим чинит свою немудрую рыболовную снасть-плетет лески, ладит удочки. Нынче вечером он собирается идти на дальнюю речку Озерную, переночевать там у костра и на зорьке порыбачить.

Дед Онисим - бобыль. Вот уже три года, как он стал деревенским сторожем. Его знают в деревне и стар, и мал, и в каждой избе он свой человек. Кормят сторожа всей деревней по очереди: в праздники потчуют водкой, как гостя, до потери сознания. А в будни - что хозяевам, то и Онисиму.

Ночи напролет ходит дед Онисим по деревне и, пугая воров, бьет в свою колотушку. Услышит вор колотушку на нижнем конце деревни - уходит на верхний; загремит дед на верхнем, а вор бежит на нижний. Так они и не встречаются друг с другом, и каждый делает свое дело без помехи. А хозяевам под звонкий стук колотушки спится спокойнее.

До обеда Онисим обычно спит, а после обеда принимается за лапти. В этом деле он мастер. Близится ли Семик, подходит ли Покров - всем к празднику нужны новые лапти. Ни одна девушка не выйдет замуж, не упросив деда сплести ей щегольские девятилычные лапоточки. Такие лапти может плести во всей деревне один лишь старый сторож Онисим.

А деревенские ребята души в нем не чают. Да и как можно не любить такого человека? Никто лучше деда Онисима не знает рыбных мест, никто лучше него не умеет сплести леску из конского волоса или рассказать сказку.

С ранней весны ребята мечтают порывачить на настоящем месте, и вот сегодня дед Оннсим обещал их взять с собой на Озерную,

Забегали ребята, готовясь к рыбалке. Туго пришлось их родителям: то дай яичек, чтобы выменять крючок, то отмотай швейной катушечной нитки. Хвосты у лошадей в этот день заметно поредели. В поисках красных дождевых червей по гумнам разворочены все кучи гнилой соломы, на всех дворах сдвинуты с места припасенные на починку изб и сараев бревна.

Ондрий с самого утра не знает покоя. Мать дала ему на леску сученую домашнего прядения нитку. Чтобы зачернить ее, Ондрий натер нитку воском, смешанным с сажей. Вот леска готова. "Такая, пожалуй, и большого окуня выдержит,- подумал Ондрий,- а все-таки надо проверить". Мальчик привязал леску к салазкам и потянул. Леска не оборвалась и салазки стронулись с места. Но Ондрий все же сомневался.

- Отец, глянь-ка, не тонка ли у меня леска? - спросил он отца, забежав в избу-

- Ой, сынок, хороша твоя леска,- ответил отец.- В самый раз.

- Как думаешь, выдержит большого окуня?

- На нее корову привяжешь, так и корова не оторвется,- улыбнулся отец.- Твоя леска не окуня, а самую большую щуку выдержит. Только смотри, как бы тебя самого не утащила рыба в воду...

К обеду у Ондрия все было готово. Под рыбу он взял мешок, в котором мать выжимала творог. В мешок положил хлеб, соль, кусок ватрушки, складной нож и другие необходи" мые рыбаку вещи. Мать дала луку и крупы для ухи, а котел обещал взять с собой сам дед Онисим.

Всеми своими мыслями Ондрий давно уже на берегу Озер-ной. С утра он уходил туда и возвращался обратно, наверное, раз десять: ведь в мечтах все возможно.

Представляется ему омут, который люди называют Пивла тихиным омутом. Рыба в нем ходуном ходит. Сидит Ондрий на бережку у закинутой удочки, посматривает на пробку-поплавок. Вот поплавок шевельнулся и, булькнув, ушел под воду. Дернул Ондрий удилище, и над водой, трепеща и сверкая на солнце, показался большой язь. Подхватил Ондрий язя- и в мешок. Язь за язем - глядь, и мешок полон. Одному Ондрию такая удача: ребята удивляются, дед Онисим в изумлении хлопает ладонями по бедрам. А Ондрий наловил уже столько рыбы, что одному никак не унести. Попросил он ребят помочь ему. За помощь каждому пообещал дать по большой рыбине.

Вот и деревня. Идет Ондрий по улице, народ смотрит на него. Заходит домой - отец с матерью удивляются: "Ай, да Ондрий! Ай, да рыбак!" Наложил Ондрий полный ледник рыбы. Мать в доме варит уху, печет пироги с рыбой. Полна изба народу - всех угощают ухой и пирогами. А рыбы так много, что всей деревне ее не съесть.

Тогда Ондрий с отцом повезли рыбу на базар. Бойко идет торговля, они с отцом набили полны карманы денег: копейки, семишники, пятаки - большие деньги, счета им нет...

Подошел праздник Покрова. Ондрий взял денег и пошел на праздничный базар. Нарядился он в цветную куртку и черные шаровары, на голову надел картуз с серебряным кантом, накупил полную телегу кренделей, яблок, семечек, свистулек, гармоней... От праздничного красного товара в глазах рябит!..

- Ондрий, суп готов, садись за стол! - послышался голос матери.

Ондрий очнулся, развеялись заманчивые мечтания, он поднялся со старого лукошка, на котором сидел в сенях, и вошел в избу.

- Больше ешь, сынок,-уговаривает его мать.- Дорога далекая, проголодаешься...

- Чего там - далекая... Всего пять верст. Как дойдем, сразу сварим уху.

- Уху-то сварите,- усмехнулась мать,- да только, говорят, в той ухе воды много, а рыбки мало, не каждой ложкой подцепишь...

- Я с собой большую солдатскую ложку беру...

Наконец, день начал клониться к вечеру. Караулка наполнилась шумной детворой. Каждому из шумящих в караулке мальчишек лет по восемь-десять, у каждого за спиной мешок или берестяной пестерь. У деда Онисима тоже за спиной большой пестерь с привязанным к нему жестяным чайником.

- Все собрались? - спросил дед Онисим, засовывая за пояс топор.- Становись в ряд: считать буду. Раз, два, три... Восемнадцать человек... Ну, дай бог нам удачи! А теперь - в путь, шагайте не быстро, а то скоро устанете.

Дед Онисим и ребята вышли за деревню и пошагали по дороге, ведущей к реке.

Дневная жара спала. По вечерней прохладе шагается легко. С лугов веет ароматом цветов, воздух свеж и чист. Настроение у ребят приподнятое. Они, радостно крича и смеясь, гоняются друг за другом, прячутся среди густой травы, кувыркаются.

Тропинка свернула в лес, и вот она уже вьется среди могучих елей и сосен. Со всех сторон несется разноголосое птичье пенье. Где-то долбит дерево дятел. Кричит черноголовая желна. Васлий и Сапан, бегая по кустам, подняли тетерева. Метрий увидел глухаря. Эчук и маленький Йыву закидали палками прятавшуюся на вершине ели белку.

Лишь только немного не доходя до реки, ребята приутихли и принялись вырезать себе удилища.

Лес кончился. Пошли болота, мелкий, низкорослый сосняк. Под ногами мох, словно пуховая перина.

Ребята вышли на берег реки возле Петрушкиной запруды.

Широко расстилаются по обеим берегам реки зеленые и мягкие, словно пушистый бархат, луга. Над лугами стоит медвяный цветочный запах. Над цветами порхают бабочки, кружатся какие-то жуки, летают мухи. С болота слышится курлыканье журавлей, в прибрежной чаще кричат перепела, и отовсюду раздается лягушачье кваканье.

Хотя ребята без отдыха прошли пять верст, они, не чувствуя усталости, быстро привязали лески к удилищам, и дед Онисим посадил их на рыбные места. Малыши увязались за дедом, а ребята постарше сели отдельно, в сторонке. Удочки готовы, червяки на крючках - можно начинать удить.

Ондрий тоже закинул удочку и, не спуская глаз, смотрит на пробку-поплавок. Пробка дернулась и пошла под воду. Ондрий быстро вытянул удочку-крючок был пуст! Рыба оказалась хитрее рыбака: съела червя и ушла. Ондрий снова закинул удочку - опять та же история. В третий раз закинул - и опять рыба ушла. Цепляя впустую червяка за червяком, Ондрий начал сердиться. А тут еще комары кусаются - терпенья нет!

Дед Онисим поймал двух крупных окуней и пять сорожек. Ребята, не утерпев, один за другим прибегали взглянуть на пойманную рыбу.

Кое-кто уже поймал по две-три сорожки. А иным ничего не попалось.

На рыбалке всякое случается: у Метрия леска застряла на дне, Васлий зацепил крючком за свои же штаны и спутал всю леску, Семон поранил палец. Что ни случится - со всем бегут к деду Онисиму: уж он то все растолкует, объяснит, починит.

Солнце село. Наступили сумерки. С лугов потянуло прохладой. Отчаяннее стали жалить комары. Рыбаки принялись собирать дрова для костра, прилаживать над костром на жерди котел для ухи.

И вот огонь запылал. С треском горят сухие сучья, по луговине, стелясь, поплыл белый дым.

У ребят подвело животы. На уху надежды мало: не густа, видно, получится уха, когда на троих человек приходится одна рыбешка. Уселись все вокруг костра, стали совещаться.

- Что будем делать? - спросил дед Онисим.- Сначала ухи поедим, а потом попьем чаю? Или начнем с чаю?

- Есть хочется. Сперва ухи бы похлебать... -o Нет, сначала чай. С хлебом.

- А я бы сразу уху.

- Чай!

- И я говорю: чай! Нашей ухой не наешься: одному хвост, другому - голова. Съешь и не заметишь. Сначала надо набить поплотнее брюхо чаем с хлебом, а уху - на заедок...

- Уху! Уху!

Расшумевшихся спорщиков утихомирил дед Онисим.

- Кто же после ухи полощет желудок чаем?! - сказал дед.- Сперва чай, потом рыба. Как ляжет поверх чая ушица - потом долго не проголодаешься.

На том и порешили. Подвесили над костром чайник и котел. Онисим к Опанас принялись чистить рыбу. Только почистили, тут и чайник закипел. Сели пить чай. Два малыша: Епи и Япи забыли взять с собой кружки. Все чай пьют, а они сухой хлеб жуют. Заметил это дед Онисим:

- А вы почему чай не пьете?

- Мы кружки дома забыли...

- Эх вы, братцы, давно бы сказали. Сделаю я вам сейчас кружки.

Онисим подошел к березе, ловко содрал берестяное кольцо, свернул бересту, скрепил сучком - и готова чашка. Япи и Епи с удивлением следили за дедом: где ж это видано, чтобы пить чай из берестяной чашки? Остальные ребята тоже заинтересовались. Онисим налил в одну чашку чаю и подал ее Епи. Тот с опаской взял ее в руки, осторожно прикоснулся к краю губами. Видит - чай не проливается и края чашки губ не жгут, не то что у жестяной кружки. Пьют Епи и Япи чай из берестяных чашек и нахваливают: даже чай в такой чашке кажется им слаще. Всем понравились чашки деда Онксима, повскакали ребята с мест, надрали бересты, наделали себе берестяных чашек.

Опустел чайник, опустел котел. Вскипятили снова. Пьют рыбаки не напьются, уж очень вкусен чай, вскипяченный на костре. Быстро уменьшаются взятые из дому краюхи хлеба. Пустые, голодные животы стали тугими, как кожа на барабане.

Расправившись с чаем, принялись за уху. Всю рыбу разложили на четыре кучки, чтобы хватило на четыре котла варева. Хотя рыбы маловато, но ведь каждому мать дала с собой крупы, луку - есть чем заправить уху погуще.

Закипела вода в котле. Онисим положил в котел рыбу, засыпал крупу- Рыбу-то, сварив, надо бы вынуть, да ладно: пусть разваривается. Развалится, перемешается с крупой, и будет казаться, что в ухе много рыбы. Перед тем, как снять котел, Онисим покрошил в уху луковицу.

И вот уха готова. Все расселись вокруг котла, у каждого в одной руке ложка, в другой - ломоть хлеба. Принялись за еду. Едят так, что за ушами трещит: ведь дома такой вкусной ухи не поешь. Разве можно сравнить домашний суп с этой чудесной ухой, сваренной на жарком костре возле реки?

- Вот уха, так уха. Сама в рот просится. А если бы рыбки было побольше!..

- Ничего... Хорош суп!

Кто выловил рыбий бок, кто кусок икры - всем что-нибудь досталось. Очистили подряд четыре котла. Последний-то насилу одолели. Все наелись, отяжелели - двигаться неохота, дышать тяжело.

- Вот что,- проговорил задумчиво Васлий,- наверное, нам неудача потому, что мы встретили на пути Андреиху с пустым ведром. У меня одна рыба прямо с крючка сорвалась. Ведь уж совсем из воды вытащил, а она - раз! - и сорвалась

- А я Онису Лукянову с пустым мешком встретил...

- А мне повстречалась Анна Сапанова с пустым лукошком…

Оказалось, что всем кто-то помешал, все винили в неудачной ловле кого-то, только не себя: Опанас, перелезая через плетень, нечаянно коснулся сушившегося на плетне женского платья, Элексею встретилась жена Микала Ларивоныча, к отцу Япи как раз сегодня приходил поп за ругой, а маленький Йывуш пожаловался, что, когда он плел леску, вокруг него все время играл котенок.

- Так или эдак - горевать нечего,- решив подбодрить ребят, вмешался в их разговор дед Онисим.- Я вам одно скажу: желна никогда не обманывает. Слышали, она сперва так жалобно кричала: "чиньок, чиньок". Это было предсказание к сегодняшней рыбалке. А потом она вдруг так весело застрекотала: "кри-кри-кри". Это уже предсказание на завтра. Сегодня мало выловили, зато завтра будет улов богаче. Утром-то рыба хорошо клюет!

Близка полночь, а сон не идет. Ребята лежат вокруг костра и рассказывают разные истории, кому что припомнится. Леса по берегам Озерной - это не кустарник, растущий вдоль текущей по деревенским задам речушки Шой, здесь, небось, и медведи бродят и еще что-нибудь пострашнее. С замиранием сердца вглядываются ребята в темноту и расспрашивают деда Онисима об окрестных местах.

- Дедушка, а почему этот омут называется Пивлатихин?

- Почему Пивлатихин? А вот почему,- начал свой рассказ дед Онисим.- Когда-то давно один мариец из Нуръяла женил своего сына. А сына звали Пивлат. Через неделю после свадьбы пошел этот мариец всей семьей косить сено на луг возле этого омута. И сноха тоже пошла. До самого обеда косили, а день-то был жаркий, молодуха упарилась и сош'ла к ' омуту умыть лицо. Сняла она с руки браслеты, положила на песочек и стала умываться. Только умылась, вдруг - откуда ни возмись - прыгнула на одну браслетку большая лягушка и столкнула ее в воду. Лежит браслетка в воде, светится, тут рядышком, у берега, протянула молодуха руку, а браслетка соскользнула подальше. Ухватилась женщина за ольховую ветку, наклонилась над водой - вот-вот подхватит браслетку, а ветка обломилась, и свалилась Пивлатиха в омут. Два раза только вскрикнула и пошла ко дну. Омут-то тут глубокий... Так и зовут его с тех пор Пивлатихин омут...

- Тело ее нашли?

- Две недели искали, так и не нашли.

- Говорят, если утопленника не похоронить в земле, то его душа становится лешим. Так, дедушка?

- Так, так,- подтвердил Онисим,- превратится в лешего и бродит по ночам. Небось и сегодня выйдет поближе к полночи.

У маленького Йывуша замерло сердечко, душа ушла в пятки. А ну если выйдет леший, куда деваться? Да и остальным ребятам не по себе.

- Дед Онисим, а какой он?

- Кто?

- Да леший?..

- Разные обличья он принимает. Когда как. В полдень, например, придет к омуту в виде красивой женщины. Такой красивой, какой, наверное, не сыщешь на всем белом свете. Лицо - как цветок шиповника, сама стройная, белая. Запоет- от ее голоса сердце тает...

- Красива, говоришь... А кто-нибудь видел ее?

- Иногда видят... Вон, Опанас Йогоркин чуть-чуть из-за нее головы не потерял. Шел он однажды с озера с вязанкой лыка на плечах, и как раз в полдень вышел к омуту. Глядит - у самого омута ходит женщина и собирает цветы. Стройная, как свеча, лицо, как цветок алый, платье на ней шелковое, разукрашено бисером и позументом, и нежным голосом жалобно выводит песенку:

Не от отца мы родились.

Не от матери,

Мы под елью родились,

От росы возросли.

Опанаса-то женщина не видит, а у него сердце растаяло, бросил он лыко, вышел на середину луга, подошел к женщине. Она поглядела на него так нежно-нежно и пошла. Опанас за ней. Глаза у женщины сверкают, манят, губы что-то шепчут. "А - будь что будет!" - подумал Опанас, обнял женщину, поцеловал прямо в губы и говорит: "О, боже, от каких родителей родилась такая красивая!" Только лишь он произнес "боже", как женщина исчезла. Оглянулся Опанас, а он, оказывается стоит у обрыва, на самом краю, еще бы шаг шагнул- и в омут. Вот куда его женщина заманивала. Подхватил Опанас свое лыко, и давай бог ноги!..

- А ты сам, дедушка, видел лешего?

- Самому не приходилось.

- Кому же он показывается?

- Да говорят, что люди его, нечистого, часто встречают. Вон деду Йогорке нечистый раз щукой явился. Однажды ночью дед Йогорка решил половить рыбу острогой. Сел в лодку, зажег смолистый сук и поплыл. У одного берега видит на мели спит щука величиной со стиральное корыто. Ударил дед по ней острогой, острога отскочила, а рыба с места не стронулась. "Неужели промахнулся",- подумал дед и ударил еще раз изо всех сил. Опять острога отскочила. Удивился Йогорка, огляделся вокруг получше; ба, да это ж Пивлатихин омут! "Христос воскрес",- перекрестился дед. И лишь помянул он имя Христа, как рыба ударила хвостом и стрелой в глубину. Чуть лодку не опрокинула.

Онисим замолчал. Ребята, затаив дыхание, подвинулись поближе к деду.

- Дедушка, а если леший выйдет, что он будет делать?

- Он один ходить не любит. Прежде всего начнет кричать: "о-ой! о-о-ой!" Тогда другой леший от того места, где Ильмо-на задавило, ему в ответ тоже завоет. Так и будут они выть...

- А кто такой Ильмон?

- Ильмон - мариец из нашей деревни. Его тут, неподалеку, деревом придавило, а душу, говорят, нечистый забрал, Вот теперь и бродит по ночам, мается его душа...

- А если человек с ней встретится?

- Ничего... Надо только помянуть бога, плюнуть через плечо - и тогда нечистый ничего тебе не сможет сделать...

- Может, ночью придут, когда мы спать будем...

- Бывает, приходят и душат тех, кто лег спать, не помолившись. Иного, бывает, до смерти задушат.

- Дед Онисим, а ты нечистого не боишься?

- Чего ж его бояться? Помяни бога, сделай железный плетень и спи спокойно - никто и близко подойти не посмеет

- Где ж набрать столько железа, чтобы везде настроить железных плетней? Вот тут, на речке, из чего его построишь?

- Для железного плетня много железа не нужно. Возьми железный нож или топор и обведи им вокруг того места, где собираешься ложиться спать. Только следи внимательней, не обведенного куска не оставляй, чтобы был плетень без дыры. Глазом такую изгородь не увидишь, а нечистый через нее никогда не пройдет. Ну, хватит. Спите. Завтра утром придется рано вставать.

Онисим завернулся в кафтан и заснул. Ребята притихли, рассказы деда не выходили у них из ума: думали про Пивлатиху, про деда Ильмона и про всякую нечисть. Со всех сторон костер окружает глухая ночная тьма. Так и кажется: вот-вот кто-то страшный покажется из темноты. Никто из ребят не может заснуть. Япи приподнялся и окликнул потихоньку Метрия:

- Метрий, ты спишь или нет? Мне что-то не спится. Васлий и Миклай, оказывается, тоже не спали.

- Дедушка Онисим заснул и забыл построить железную изгородь.

- Надо разбудить его. Дед Онисим, а дед Онисим, проснись... Ты забыл построить железный плетень.

Дед Онисим проснулся.

- Вот беда, а ведь, правда, забыл!..

Дед Онисим поднялся и обвел ножом вокруг того места, где расположились ребята.

- Теперь спите, ничего не бойтесь,- сказал дед, снова закутался, и скоро послышался его громкий храп.

Ребята немного успокоились, некоторые задремали. Но Ондрий и Сапан все равно никак не могут заснуть, они лежат рядышком и шепчутся.

- Ондрий, ведь дед Онисим только вокруг поставил железную изгородь. А что, если леший прилетит и опустится сверху? Говорят, что лешие летать могут.

- Надо и сверху загородиться. Дай-ка твой ножик! Ондрий взял нож и перекрестил воздух над головой, тихо приговаривая:

- Горожу железный плетень, от зла себя огораживаю... Вокруг - железный плетень, над головой - железный потолок: теперь-то уж лешему ни за что не добраться до ребят.

Ондрий передал нож Йывану, и Йыван тоже "сделал" над собой железный потолок. Потом нож взял Метрий за ним Осып и Максим - на всякий случай все оградились от лешего надежной защитой.

Но только ребята улеглись как от Пивлатихина омута послышалось завыванье: "О-ой, О-о-ой!", а оттуда, где погиб Ильмон. понеслось в ответ: "О-ой, о-о-ой!" Немного погодя, третий голос отозвался где-то возле мельницы Кокрема. Потом к ним присоединились еще два-три. Голоса приближались, по всему лесу громкое эхо повторяло их завывания. Забыт железный плетень, страх охватил ребят, все им кажется, что вот-вот выскочит леший из темноты…

А Онисим, как назло, храпит и ничего не слышит. Вдруг он во сне застонал: "А-ай! O-ой!" У ребят душа ушла в пятки. Неужели нечистый прилетел и давит Онисима? Чуть не плача, принялись они толкать деда под бока. Дед вытаращив глаза, вскочил:

- Что горит? Где? Чей дом?

- Ничего не горит. Ты послушай, вот, вот...

- Ай, дьяволы, вышли… Тихо, ребята Повторяйте за мной, что я буду говорить.

Онисим забормотал:

- Железный плетень поставил, злому духу дорогу закрыл!

- Железный плетень поставил,- дрожащими голосами вторили ребята деду.

- Со стороны утреннего солнца, со стороны заходящего солнца, с полуденной стороны и с полунощной нет пути злому духу. Возвращайтесь откуда пришли, и Пивлатиха, и дед Ильмон, и все остальные! Ысмыла, ысмыла, ысмыла!

Плюя по сторонам, деде Онисим общел вокруг костра. Ребята шли за ним, повторяя все, что говорил и делал дед.

- Теперь садитесь и молчите. Лешие затихнут.

Но лешие, услышав, что человеческие голоса смолкли, расшумелись еще сильнее. Еще громче раздались стоны. Ребята уж дышать не смеют. Что же теперь будет с ними?

- Эге, здорово расшумелись. Видать, не желаете по-доброму утихомириться,- сердито сказал дед Онисим.- Подождите, задам я вам жару!

Онисим выхватил из костра горящую головешку, взмахнул ей, перекрестив черный ольшаник, и бросил головешку в сторону. Потом взял из костра еще одну головешку побольше, подошел с ней поближе к ольхам и громко, изо всех сил, на весь лес закричал:

- О-ой! О-ой! Хотите нас напугать, ненасытные глотки? Думаете, я не знаю ваших повадок? А ну, исчезните! А то я всех вас сейчас же в клочок бересты превращу!..

Так грозя примолкшим лешим, дед Онисим размахнулся и бросил головешку. Очертив огненную дугу, головешка упала далеко в олыпянике.

С отчаянными, испуганными криками из ольшаника взлетели сидевшие на деревьях черные вороны и филины и, не переставая кричать, улетели в темноту.

Дед Онисим вернулся к костру. У ребят поднялось настроение.

- Теперь не придут назад,- сказал дед,- задал я им жару.

- Чего их все к людям тянет?

- Душа у них томится по человеку. Ведь и сами они когда-то были людьми.

- Ой, и много же их! Как буря, поднялись и улетели...

- Головешка-то прямо в них угодила, даже застонали...

- Я думал: вот на нас кинутся. Теперь буду знать, ни за что не стану один спать на Озерной!

- А чего бояться? Задал же дед Онисим им жару. Коли знаешь слово, нечего бояться.

С уважением смотрят ребята на деда Онисима. Он кажется им самым отважным человеком на свете: даже перед нечистым не сробел, уж на него-то можно положиться. Успокоенные, ребята засыпают...

...Рассвело. Луга покрыты росой. Ранним утром прохладно. Ребята спят, а дед Онисим давно уже встал, собрал дровишек, разжег костер и вскипятил чай. Теперь можно всех будить. Поеживаясь от холода, ребята придвинулись к огню, греют бока, спины, животы. Очень кстати разжег дед костер.

Взошло солнце. Развеялись ночные страхи. Попив чаю, мальчики взяли свои удочки и отправились к реке.

Вот уже Васлий вытащил трех сорожек, Ондрию попались два окунька, Лайдемыр поймал окуня в полфунта, у деда Онисима улов побогаче - язи, окуни, сорожки и несколько щук. Маленький Епи выудил рака, а у Япи попалась на крючок большая, похожая на растоптанный лапоть, лягушка.

Солнце поднялось высоко, и рыба перестала клевать.

Солнце начало припекать. Рыбакам надоело сидеть на берегу впустую и отмахиваться от налетевших откуда-то бесчисленных стай комаров и слепней. Решили возвращаться домой. Чтобы пойманная рыба не протухла на жаре во время пути, ее завернули в крапиву. У многих всего по две-три рыбки величиной с палец, но и тех нужно донести до дому: стыдно же возвращаться домой совсем без рыбы.

Кончились болота, ребята вошли в лес. Комары и слепни как будто озверели. Они жалят и кусают прямо сквозь рубахи. Ребята помладше совсем обессилели, они еле-еле передвигают ноги, и их пустые пестери кажутся им тяжким грузом...

Миновали лес, началось ржаное поле. Исчезли комары, почти пропали слепни, в лицо подул легкий ветерок. Идти стало полегче, а тут уж, невдалеке, показалась родная деревня.

Деревня все ближе и ближе. Ребята взбодрились, даже как будто усталость прошла.

Ондрий вошел во двор со стороны гумна. В руке он сжимал мешочек из-под творога, в котором лежали два окунька. Мать как раз пекла блины, сестра смазывала их маслом. Отец тоже был тут же. Увидев Ондрия, он весело проговорил:

- Смотри, мать, вот и сынок наш пришел! Говорил ведь я, что не вари мясной суп - Ондрий рыбы принесет...

- Сегодня рыбы не так уж много,- смущенно ответил Ондрий,- всего двух окуньков поймал... Вчера вот много наловили, да все поели...

- Нам много не нужно. Вынимай-ка улов - рыбу почистить надо, пока не испортилась.

Ондрий развязал мешочек, вынул из крапивы своих окуньков и отдал их отцу.

- Смотри-ка, какие большие,- подмигнул отец матери,- как раз хватит на уху.

- Конечно, хватит,- подтвердила мать.- Почисти сам, сынок, своих окуней, я тебе из них сварю ухи.

Уха готова. Два окунька лежат на отдельной тарелочке. На столе суп, блины. Все обедают. Проголодавшийся Ондрий не поднимает от чашки головы.

Зашла в избу сноха, и ее посадили за стол.

- Ешь, сношенька,-потчует ее мать,- и ухи хлебни. Наш Ондрий на Озерную ходил, вот двух окуней принес.

- Неужели Ондрий сам поймал?

- Сам, сам,- улыбнулся отец.- Вырос наш Ондрий, кормильцем стал.

- А где же вы ночевали? - спросила сноха мальчика.

- На берегу, у костра,- ответил Ондрий,- столько страху натерпелись. Ночью лешие выходили: один с Пивлатихина омута, другой от деда Ильмона, третий от мельницы. Окружили нас, да как завоют...

Ондрий рассказал обо всем, что видел и слышал. Родные слушали и, удивляясь, ахали. Но Ондрию не удалось кончить рассказ: бессонная ночь, длинная дорога и тяжело улегшиеся в животе блины сделали свое дело - мальчика сморил сон. Оставив недоеденный блин, он прилег на лавку и сразу заснул.

- Заморился наш рыбак. Ну и глупыш, не нужно было ему ходить. Да нет, люди идут, и ему хочется. |

- Ничего. Зато ему теперь об этой рыбалке до будущего-лета хватит рассказов...

Крепко спит усталый Ондрий и видит сон.

Снова перед ним берег реки Озерной, снова Ондрий ловит рыбу. То и дело вытаскивает он сверкающих серебряной чешуей рыб, одну другой крупнее - окуней, язей, щук. Уже полон пестерь рыбы, и мешок полон, и телега полным-полна! Наступил вечер. Ондрий разложил костер и в двух больших котлах начал варить уху. Полночь... Застонал леший... Пивлатихин омут... А в нем рыба кишмя кишит, пальца между рыбами не всунешь. Ондрий отбросил удочку, зашел по колено в воду и стал руками выбрасывать рыбу на берег. Набросал большую гору. А рыбы в омуте все прибывает и прибывает, чем больше он ее выкидывает, тем больше ее становится, и все крупнее и крупнее идет рыба. Да и Ондрий уже не Ондрий, он вырос выше сосен и превратился в сказочного богатыря, стал огромным и сильным, как Онар... Вот ухватился богатырь Ондрий за рыбину с хорошее сосновое бревно и проснулся.

- Ондрий, сынок.- тормошила его мать,- вставай, уже вечер близко. Хватит спать. За тобой ребята пришли, играть зовут.

Ондрий открыл глаза. "А куда ж делась рыба с бревно?"- подумал он и пошарил вокруг рукой...

Прошла неделя с того дня, как ребята ходили с дедом Онисимом удить рыбу на Озерную. Вечер. Пастухи уже пригнали скотину с пастбища в деревню. По всей улице толкутся овцы, мычат коровы, остановившись перед воротами своих домов. Гогочут возвращающиеся с речки гуси. И скот, и птицы спешат на отдых, одни лишь ненасытные утки все еще гоняются посреди дороги за жуками.

Возле караулки деда Онисима, как всегда, собрались деревенские мальчишки. Онисим рассказывает им всякие небылицы, а ребята смеются, шумят. Солнце скрылось за горизонтом, заметно стемнело.

- Ну, пора в ночное,- сказал Семон.

- Пора,- согласились другие ребята.

- Айда по домам. Собираться здесь, у караулки.

Немного погодя к караулке собралось с десяток юных всадников. Вот Васлий на гнедой кобыле. Кобыла приплясывает, ей не терпится скорее умчаться на зеленый, с сочной травой луг. На Васлия одет широкий кафтан, подпоясанный, вместо кушака, веревочным арканом. А вон - Япи, вон Ондрий. Все ребята верхом на лошадях, позванивающих привязанными на шее колокольчиками. Вместе с ребятами в ночное едет недавно возвратившийся со службы солдат Ведат. Подскакал запоздавший Опанас. Все в сборе. Время трогаться в путь.

- Скачи впереди, Япи!

- Мой меринок ленив Давай ты, Ондрий, вперед.

- Эх, вперед так вперед!

Ондрий подхлестнул свою рыжую кобылу, и она пошла рысью.

Скачут ребята через деревню, только пыль столбом. Разбегаются в разные стороны овцы и гуси. Впереди Ондрий, за Ондрием Метрий, за Метрием Осып...

Деревня осталась позади. Оршанские луга. Кое-где темнеют кустарники - где мелкий ельник, где ольшаник. Лошадей отпустили пастись, и теперь с темного луга доносится тихий звон колокольчиков.

Ребята собрали дров, разожгли костер. Васлий и Опанас принесли еловых веток с густой хвоей, чтобы мягче было спать. Но спать ребятам не хочется.

- Давайте в горелки играть,- предложил Сапан.

- Давайте.

- Кинем жребий, кому водить.

Водить досталось Миклаю. Метрий выхватил из огня пы лающую палку-горелку и забросил ее далеко-далеко, за ельник.

Сверкнув в темноте, палка упала среди кочек. Миклай побежал за горелкой, а ребята разбежались прятаться. Опанас присел за пеньком, Васлий спрятался в кустах, Осып - за елкой... Стало очень тихо. Только слышно, как потрескивают сухие сучья в костре, где-то далеко кричит коростель и звенят по лугу колокольчики.

Миклай отыскал палку и принес ее к костру. Надо искать товарищей, а от костра далеко отойти боится. Отойдешь - тут как раз и схватят палку, а потом снова води...

Он увидел высунувшегося из-за пенька Опанаса.

- Опанас за пеньком! Выходи, Опанас! - закричал Миклай и, подбежав к костру, постучал палочкой о землю.

Опанас вышел.

Миклай нашел Васлия в кустах, а Осыпа за елкой... Всех нашел, остался один Ондрий. А Ондрий был совсем рядом: он сидел на елке. Миклай поискал в кустах, сбегал в ельничек - нигде нет Ондрия. Осталось посмотреть за пеньками. Миклай отошел от костра и направился к пенькам.

"Сейчас палку схвачу и всех выручу!" - подумал Ондрий и с шумом свалился с елки. Со всех ног пустился он к костру, но вдруг споткнулся и упал. Миклай обернулся, увидел Ондрия, громко закричал: "Ондрий! Вон Ондрий!" И первым подбежал к палке-горелке.

- Кому теперь водить? Миклай, ты кого первого нашел?

- Опанаса!

- Води, Опанас!

Вновь полетела за ельник палка-горелка.

Долго играли ребята, до устали. Куда только не прятались: и на деревья лазили, и в кустах ползали, и в ямы от выкорчеванных пней забирались. В суматохе Миклай порвал штаны, Опанас сучком оцарапал пузо, Лайдемыр сел в муравейник, и теперь у него все тело словно горело...

Тяжело дыша, все уселись у костра отдыхать.

Но много ли нужно ребятам времени, чтобы отдохнуть! Вскоре Каврий вскочил и ушел куда-то за кусты. Он вернулся, неся кривой сук и трухлявый пенек.

- Давайте играть в свадьбу,- сказал Каврий.- Этот сук будет волынкой, а пенек - барабаном.

- В свадьбу так в свадьбу,- ответили ребята.

Каврий - волынщик, Метрий - барабанщик. Гудят, поют, приплясывают, и так и эдак пройдутся. Глядя на них, встали и все остальные.

- Нужно жениха и невесту!

- Кто будет женихом? Кто будет невестой?

- Вачий, ты жених. А ты, Миклай, - невеста. Ладно?

- Ладно.

- Ондрий, а ты будешь дружкой!

- Опанас и Васлий - свахи.

- Лайдемыр и Павыл - жениховы родители!

- Остальные - гости!.. Началась свадьба.

Миклай - невеста-красавица, покрылся, вместо вюргенчыка - свадебного платка, дырявым кафтаном и не поднимает глаз, словно стесняется. Рядом с невестой жених - Вачий. Надет картуз набекрень, ватник перетянут драной портянкой, изображающий кушак. На ногах старые отцовские сапоги задрали рваные носы. Стоит жених, хитровато улыбается, на невесту тайком искоса поглядывает.

Готовится свадьба. Каврий настраивает свою волынку, Метрий привязывает к пеньку лыко, чтобы повесить пенек через плечо, как настоящий барабан. Наряжаются свахи - Опанас и Васлий, наряжаются гости.

- Готовы, что ли? - послышался голос дружки Ондрия.

- Готовы! Начинаем!

Волынщик и барабанщик вышли вперед. Загудел Каврий, наигрывая на сучке-волынке. Изо всех сил стал стучать в пенек-барабан Метрий, захлопали в ладоши гости и запели:

От Казани дождь идет,

От Яранска гром гремит.

На лугах вода стоит.

Мы скотину привели -

Где сарай для нее?

Мы невесту привели -

Где жених для нее?

Две беспутные свахи напились пьяным-пьяны и знай приплясывают. Поют свахи, ртов не закрывают:

Сыновей у меня - трое,

А сноха пока одна.

Две коровы у меня,

А бычок пока один...

А другая припевает еще веселее:

Посадила я капусту.

Посадила свеклу.

Принесла овца ягненка,

Клушка вывела цыплят.

Шумит свадьба. Песням, пляскам, веселью - нет конца.

Вышли плясать в круг сваха и дружка. Раздался народ. Еще веселее заиграли музыканты. У Каврия в горле пересохло-попить бы - да остановиться не может: "рио-рио-рио-рио" - поет волынка. "Коп-коп-коп!" - гулко гремит барабан. "Хлоп-хлоп-хлоп!"- хлопают гости в ладоши в такт музыке.

Сваха идет плавно, медленно, чуть движется, подняв левую руку вверх и правую положив на бедро. А дружка петухом вьется вокруг нее, обе руки раскинул, голову склонил. Встретятся они, глянут друг другу в глаза, улыбнутся... и вновь разойдутся. И так-то легко они плящут, словно не тянут им плечи огромные отцовские кафтаны, словно не путаются ноги в тяжелых отцовских сапогах.

Далеко по лугам разносится песня:

"Кигик-когок" - мои гуси

Любят Шоинский песок.

Дочь Сернурского марийца

Любит парня наших мест.

"Рия-ри" - моя волынка...

Играть - пальцы устают.

Дочь марийца из Визыма,

В сердце ты огонь зажгла.

Ир ро-ро-ро! Ир-ро-ро,

Йори-йори-йори-йор!

Пляшешь лучше матери,

Пляшешь лучше, чем отец!

Йори-йори-йори-йор!

Рашт! Рашт! Рашт!

Громко выкрикнув последние слова, ребята замолчали: кончилась веселая свадьба.

Проверив лошадей, ребята стали укладываться у костра спать. И тут-то начались разные разговоры.

Близится полночь. Ондрнй рассказывает о той памятной ему ночи на берегу Озерной. Раскрыв рты, слушают его и те, кто не ходил тогда с дедом Онисимом на рыбалку, и те, кто ходил.

- ... В полночь кто-то завыл, как филин. Потом у Пивлатихина омута застонало: "О-ой! О-ой!", а из леса, где Ильмона задавило, другой леший отвечает. Чуть погодя, третий у мельницы как завизжит! И стали они к нашему костру подходить... Лешие приближаются, дед Онисим спит. Что делать, куда деваться? Совсем уж близко...

Вдруг невдалеке от ребят, за ельником, закричал филин: "Мызик, мызик, мызик.." Ондрий оборвал рассказ, не договорив слова. Все невольно вздрогнули и насторожились. Кто лежал в стороне, те придвинулись к костру. "Мызик, мызик",- раздалось совсем рядом.

- Филин,- стараясь казаться спокойным, сказал Ондрий.

- Филин-то филин, только почему он так близко подлетел к огню?

- Филин всегда так: увидит огонь и на него ле...

Со стороны прошлогодней гари донеслись шум и хлопаньс-чьих-то больших, сильных крыльев. Тут же раздался пронзительный громкий крик: "О-ой! О-ой!"

Ребят бросало то в холод, то в жар. Все онемели. Солдат Ведат, завалившийся спать еще с вечера, испуганно вскочил. Затаив дыхание, примолкли ребята под кафтанами. Крик повторился поближе. А тут еще на старом мольбище истошно, необычайно громко заорал кот: "Мя-я-у! Мя-я-у!" Только стих кот, как в казенном лесу закудахтала курица: "Кыде-эт-кыд-кыд, кыдыэт-кыд-кыд!"

Волосы у всех поднялись дыбом, лица от страха побледнели, стали, как белый платок. Ребята хотели бы скрыть свой страх, да трудновато это сделать. Кое-кто тайком перекрестился. Метрий, поправив огонь в костре, дрожащим голосом вскрикнул: "Господи, благослови". Шум на гари утих. Все облегченно вздохнули.

- Что за напасть? До сих пор никто здесь таких криков не слыхал.

- Может, померещилось?

- Да нет, ведь не спали же мы. Это, наверное, Кавырлиха - хозяйка горелых мест - пугает...

А тут, прямо за спиной, захлопало крыльями, запищало, завыло. Курица кудахчет, кот орет, кто-то стонет, с треском ломает сучья, стучит клюкой о пеньки. Ничего не разберешь, голова идет кругом.

Подхватили ребята свои кафтанишки и бегом к дому. Впереди всех несется солдат Ведат, перемахивает через кучн хвороста, через пеньки, не разбирая дороги, мчится напрямик.

Бежит Ведат, за Ведатом -Ондрий, только развеваются полы его длинного ; кафтана. Ничего не слышит и не видит o

Ондрий - ни ельника, ни торчащих сучьев. Одна пола зацепилась за сучок. "Поймал меня нечистый!" - с ужасом подумал мальчик, выскользнул из кафтана и, бормоча молитву, побежал дальше.

За Ондрием Васлий, за Васлием Япи. Давно уж сброшены с ног большие сапоги. Где-то слетел картуз. Тут уж не до картуза!

Пять-шесть малышей, прикрывшись с головой, не смея пошевелиться от страха, остались лежать у костра. Лежат и дрожат: "Ой, конец наш пришел!.."

А тут из-за кустов выскочили "лешие": Йыван, Сапан и Эчук. И хохочут-задираются!

- Стойте! Куда бежите? Ондрий, Опанас! - закричали Йыван, Сапан и Эчук.- Это мы шумели!

Но бегущие за треском сучьев не слышат их. Все же двое-трое ребят услышали, остановились и вернулись к костру. Из-под кафтанов выползли малыши. И с опаской поглядывают на Йывана, Сапана и Эчука.

- Это вы нас пугали?

- Ой, смех - нас за леших приняли!..

- Шайтан вас знает! Выли, прямо, как настоящие лешие. Страх как перепугали...

Оглядев возвратившихся мальчиков, Йыван спросил:

- Остальные-то что ж не возвращаются?

- Жди их! Вернутся... Небось, уж до деревни добежали.

- И солдат Ведат убежал?

- Прежде всех смылся!

- Ну и умора!

- Пойду схожу к елке, под которой я сидел,- сказал Йыван,- там Ондрий прыгал, будто ошалелая овца, видать, зацепился чем-то.

Взяв из костра горящий сук, Йыван и с ним несколько ребят пошли к елке. Под ней они нашли зацепившийся за сучковатый пень кафтан Ондрия. Рядом валялся сапог. Собрав вещи, они вернулись к костру.

Долго еще веселились ребята, вспоминая свой испуг и бегство. А "лешие" катались от хохота по земле.

- Завтра знай слушай в деревне сказки! Такое понаврут...

- Вы чур, не говорите никому, что это мы были,- сказал йыван.- Послушаем, что про нас врать будут.

- Ладно, не скажем,-согласились все.

Уже рассветало. Подбросив в костер побольше дров, ребята улеглись спать. Устав после игр и волнений с "лешими", они очень быстро заснули крепким сном.

Ребята проснулись, когда солнце светило уже вовсю. Они взяли уздечки и собрались идти за лошадьми.

- Смотрите, ночные зайцы возвращаются! - воскликнул кто-то.

- Кто это? Похоже, Ондрий... Наверное, ищет свой кафтан и сапоги...

Действительно, среди мелкого ельника бродили Ондрий и Япи. Увидев, что ребята у костра начали подниматься, они хотели было спрятаться, но Сапан нарочно громко кашлянул:

- Ондрий, ты что там потерял? Не кафтан ли с сапогами? А ты, Япи, что ищешь?

Прятаться было бесполезно, и Ондрий с Япи подошли к костру.

- Долго вы спите,- сказал Ондрий.

- Ночью не пришлось спать, потому и спим долго.

- Вы всю ночь так и пролежали у костра?

- Ага.

- И как только вытерпели?

- Ой, как страшно было! Хорошо, что петухи запели. Как запели петухи, так все лешие сразу замолкли.

- А я вот еле спасся. Ухватил меня один нечистый за кафтан, другой - за ногу. Так и пришлось кафтан оставить и сапог сбросить. Вот ищу, куда они подевались - не то унес их леший, не то спрятал.

- Значит, кафтан ищешь?

- Кафтан. И за лошадью тоже пришел.

- Может, этот кафтан - твой? - спросил Йыван.

- Этот самый,- обрадовался Ондрий.- И сапог нашли?

- И сапог нашли. А еще чей-то картуз.

- Мой картуз,-сказал Япи.

- До-до-до, кобылка, до! - послышался с луга голос солдата Ведата. Все повернулись в его сторону. Ведат вышагивал, как журавль, по мокрой траве и оглядывался вокруг.

Немного погодя подошли и остальные беглецы, по пути отыскав оброненные при ночном бегстве кафтаны, сапоги, уздечки. Разобрав лошадей, все пошли в деревню.

После обеда возле караулки шел разговор. К деду Онисиму собрались на этот раз и дети, и взрослые - почитай, вся деревня. И Йыван, Сапан. И Эчук тут же.

- И-и, милые, слышали, на Оршанском лугу появились лешие. Нынче ночью к нашим пастухам выходили. Мой Япи сам видел.

- И наш Ондрий прибежал среди ночи, лица на нем нет. Говорит, нечистый за ним гнался, кафтан сорвал, сапог стянул. Утром малец ходил свою одежонку искать.

- А к Япи подползло какое-то одноглазое чудовище, огромное, как копна. Разинуло оно свою пасть, так бы и сожрало парня, да, ладно, он догадался - заветное слово: "ысмыла" сказал и перекрестил чудовище. Оно завыло и улетело...

- Раньше-то я не верил, думал - врут про леших. А тут- хочешь-не хочешь - поверишь. Мне самому Васлий, Тихонов сын, говорил, что еле спасся.- Ему, Васлию-то, у Ломбакша поля навстречу вышел козел. Васлий хотел его обойти, а козел не пускает. Васлий - налево, и козел - налево, Васлий - направо, и козел - направо. Так они и мотались, пока Васлий не догадался молитву прочесть. Как сказал "господи", так козел его и пропустил.

- Солдата Ведата и то лешие до смерти напугали. Прибежал он ночью домой, залез на печку и всю ночь дрожал...

- Один леший, а столько дел натворил!

- Какое там - один! Один на гари объявился, другой с мольбища вышел, третий в казенном лесу сидел. Сперва-то они филинами ухали, крыльями хлопали, а потом завопили: "О-ой! О-ой!", курами закудахтали, петухами запели, котами замяукали, собаками залаяли, журавлями закурлыкали. Та кой шум-гам поднялся, настоящее светопреставление. А потом буря началась и в лесу деревья стали валиться. Ребятишки имя божье помянули, да не помогло...

- Небось, это все дела Кавырлихи.

- Конечно, ее. Озлилась она, что ребятишки, купаясь, вчера про нее нехорошее слово сказали...

Один рассказал, другой добавил. Слово за слово - и пошла гулять по свету небылица, да такая, что слушаешь н только диву даешься...

Вдруг у караулки послышался смех. Встали перед народом ночные "лешие": Йыван, Сапан и Эчук и рассказали все по порядку. Рассказали, как они напугали пастухов в ночном. И на Озерной, оказывается, тоже они пугали рыбаков.

- Дела! Здорово поддели! - покачал головой дед Онисим.-А я-то тогда вправду поверил, что лешие шумят. Вот ведь как получилось!

- Ай, калтак, теперь уж впредь не буду верить в сказки про леших!

Люди у караулки развеселились. А мальчишки, ездившие накануне в ночное и сбежавшие от "леших", потихоньку спрятались за чужие спины. Солдат Ведат в смущеньи нахлобучил шапку на глаза и под общий смех убрался поскорее домой.